А.В. Скобелев
«ПРИТЧА
О ПРАВДЕ И ЛЖИ» (1977)[1]
Из рабочих материалов к комментированию текстов В.С. Высоцкого
Алле Борисовне Ботниковой
с глубокой признательностью и почтением
автор
Сюжет, рассказывающий о взаимоотношениях Правды (Истины) и Лжи (Кривды, Клеветы, Вымысла, Басни) имеет богатейшую историю (первый из письменно зафиксированных текстов на эту тему — египетская сказка о Правде и Кривде, относимая к XII в. до н. э.). Этот сюжет, в конечном итоге понимаемый в этической и онтологической плоскостях (как борьба Добра и Зла, божественного и дьявольского), не только давно, но и прочно вошел в художественную, религиозную и философскую культуру разных стран и народов[2]. Отсюда — и чрезвычайно насыщенный интертекстуальный пласт рассматриваемого произведения.
Особо отметим, что пока нам не удалось обнаружить в фольклоре и литературе мотив кражи одежд Правды Ложью, важнейший в песне В.С. Высоцкого. Хотя этот мотив, как представляется, мог бы давно, вполне органично и логично сочетаться с широко распространенным образом Лжи, «рядящейся в одежды Правды» и соответственно, с не менее распространенным образом «голой Правды», оставшейся без своей одежды[3]. Если возможный источник, из которого В.С. Высоцкий мог почерпнуть указанный сюжет, не будет обнаружен, то придется признать, что В.С. Высоцкий своим произведением заполняет существенную лакуну в едином архетипическом сюжете, протяженном из античности до нашего времени[4].
ПРИТЧА — малый эпический жанр литературы, «иносказание, иносказательный рассказ, нравоученье, поученье в пример, аполог, парабола, басня; или простое изречение, замечательное, мудрое слово»[5] (В.И. Даль). Песня имела и другие жанровые обозначения, выносимые в заглавие: «Баллада о Правде и Лжи», «Сказка о Правде и Лжи», «В подражание Окуджаве».
БУЛАТУ ОКУДЖАВЕ — Окуджава Булат Шалвович (1924–1997), русский поэт и прозаик, один из основоположников авторской песни. Представляя данную песню на одном из выступлений, В.С. Высоцкий сказал, что он «пытался написать её... в ключе Булата» (март 1979). В устных выступлениях В.С. Высоцкий говорил о том, что его собственное обращение к песням было вызвано примером Б.Ш. Окуджавы, и даже называл его своим «духовным отцом».
В.П. Изотов отмечает «несомненную комплиментарность этого утверждения»[6]. Д.Н. Курилов: «Мотив мира-перевертыша преосуществлен Высоцким и в “Притче о Правде и Лжи” (сравни с галичевским “Заклинанием Добра и Зла”). Странно, что песня эта посвящена Окуджаве. Было бы уместнее посвятить ее Галичу, изображавшему мир, поставленный с ног на голову, со смещенными до абсурдной противоположности понятиями: Добро — это Зло, а Зло — Добро»[7]. Х. Пфандль предполагает, что в этом произведении В.С. Высоцкого могла отразиться «Песенка о дураках» (1960–1961) Б.Ш. Окуджавы[8]. Приметами стиля Окуджавы в произведении В.С. Высоцкого австрийский ученый видит само обращение к жанру притчи, использование пятистопного дактиля, простую, плавную, легко запоминающуюся мелодию в 3/4 такта[9], спокойный речитатив в исполнительской манере и близкий к сказу речевой стиль, характерный для ролевой лирики Окуджавы. «Таким образом, эта песня в большей степени — сочувствие стилю Окуджавы, нежели пародия на его творчество или на его отдельные произведения. На что со всей очевидностью указывают издатели двухтомной антологии “Советская литературная пародия” (М., 1988. Т. 2. С. 316–318), напечатавшие данное стихотворение под рубрикой “Не совсем пародии”»[10].
ПРАВДА В КРАСИВЫХ ОДЕЖДАХ ХОДИЛА — этот мотив на первый взгляд откровенно противоречит ставшему устойчивым выражению «голая правда» («nuda veritas»), впервые зафиксированному в 24-й оде древнеримского поэта Горация. Однако не столько противоречит, сколько развивает этот образ, следуя уже имеющейся литературной традиции.
В русскую литературу идея «принаряжающейся» Правды пришла из
французской: в
В произведении А.Е. Измайлова Истина «совсем нагая» появляется в чертоге царя и пытается высказать ему свои критические соображения относительно его внутренней и кадровой политики. В ответ на речи голой «бесстыдницы» царь говорит: «Эй! стражи, поскорей ее отсюда вон, // Сей час возьмите и свяжите // И в ссылку, в рудники отправить прикажите!..»[11] В следующий раз Истина является к царю в новом обличии — «...Она в дом к Вымыслу зашла, // В его одежду нарядилась». Тогда она была благожелательно принята, Царь выслушал Истину «И, заблуждение увидевши свое, // Тот час худое все исправил»[12].
Басня Ж.-П. Флориана в переводе В.А. Жуковского рассказывает о союзе, заключенном Правдой с Басней (Вымыслом). Басня встречает гонимую и замерзающую голую Правду и говорит ей: «Нам должно быть дружней и жить не так, как прежде, // Жить вместе; а тебе в моей ходить одежде»[13], на что Правда радостно соглашается.
Т. е. в обоих случаях говорится о том, что «голую» Правду люди
не принимают, и она вынуждена использовать наряды Басни-Вымысла (смягченный
вариант Лжи[14]).
При этом у В.А. Жуковского Басня фактически «заманивает» Правду к себе (у
Ж.-П. Флориана Басня предлагает Правде лишь накрыться ее плащом и вместе
двигаться дальше, принося друг другу взаимную пользу по подобию законов
симбиоза: «Благодаря вашему разуму и моему безрассудству // Вы увидите,
моя сестра, что повсюду // Мы пройдем вместе»).
Ниже приводим иллюстрации французских художников XIX века к басне Ж.-П. Флориана:
ПРИНАРЯДИВШИСЬ ДЛЯ СИРЫХ, БЛАЖЕННЫХ, КАЛЕК — В.С. Высоцкий переосмысливает легендарный сюжет и в плане адресации «принаряживания» Правды. Если у А.Е. Измайлова красивые одежды Вымысла нужны были Истине для общения с сильными мира сего, а у Ж.-П. Флориана и В.А. Жуковского — для комфортного существования Правды в мире обычных людей, то субъект речи в произведении В.С. Высоцкий говорит о людях (с его точки зрения) ущербных в социальном, духовном и физическом планах. Возможным источником этой ассоциации могла послужить четвертая сцена оперы Н.А. Римского-Корсакова «Садко» (1897), в которой действуют «калики перехожие» (нищие, «угрюмые старики»), поющие духовные стихи из фольклорной «Голубиной Книги»: «Не два зверя-то собиралися, // Не два лютые соходилися, — // Правда с Кривдою соходилися...»[15]. Отметим также, что в «Песне о госпитале» (1964) В.С. Высоцкого также говорится о «калеке», который надеется получить нужную ему правду, причем данный текст, как нам представляется, тоже несет в себе некоторые аллюзии и ассоциации, связанные с творчеством Б.Ш. Окуджавы[16].
В ПРАВДУ ВПИЛАСЬ — Л.Я. Томенчук: «...имеется в виду не “укусила”, а “впилась взглядом”»[17]. Аналогично данный глагол используется В.С. Высоцким и в песне «Ошибка вышла» (1975): «Я впился в писанину ту, // А там — одна латынь»...
ВЫПЛЕЛА ЛОВКО ИЗ КОС ЗОЛОТИСТЫЕ ЛЕНТЫ — ориентированность В.С. Высоцкого и на живописную традицию в развитии сюжета проявляется в косвенным «цитировании» картины С. Боттичелли «“Клевета” Апеллеса» (ок. 1494). Итальянский мастер пытался воссоздать несохранившееся произведение древнегреческого художника Апеллеса (вторая половина IV века до н. э.), известное по описанию, оставленному римским писателем Лукианом (II век н. э.). В прическу ее заглавного аллегорического персонажа прислуживающие Коварство и Обман вплетают цветы и ленты, призванные украсить Клевету. Голая простоволосая Правда изображена в левой части картины.
ПРАВДА СМЕЯЛАСЬ — хранящееся в римской галерее Боргезе
скульптурное изображение обнаженной Правды (Истины) работы Дж. Бернини
(ок. 1650) представляет ее беззаботно смеющейся, радостно торжествующей,
попирающей ногой шар, символизирующий Землю. Улыбающаяся Правда встречается и
на иных ее изображениях, сделанных иными художниками.
В НЕЕ КАМНИ БРОСАЛИ — бросание камней здесь: форма выражения презрения, действие, сопровождающее изгнание (а не смертная казнь «побитем камнями»). Ср. у М.Ю. Лермонтова, «Пророк» (1841): «Провозглашать я стал любви // И правды чистые ученья: // В меня все ближние мои // Бросали бешено каменья. // Посыпал пеплом я главу, // Из городов бежал я нищий»[18]...
НА КИЛОМЕТР СТО ПЕРВЫЙ — советская власть практиковала высылку «нежелательных элементов» из крупных городов с первых и до последних лет своего существования. Ж. Росси сообщает, что «с начала 20-х гг. супругам сосланных стали запрещать проживание в радиусе 100 верст от Москвы и Ленинграда, и им разрешалось поселяться не ближе 105 км». Отсюда — и слово «стопятница», присутствующее в «Поэме без героя» А. Ахматовой («Ты спроси у моих современниц // Каторжанок, стопятниц, пленниц...»)[19]. В воспоминаниях Н.Я. Мандельштам говорится, что во второй половине 1930-х годов высланных из режимных городов (или не пускаемых туда) называли «“стоверстниками”, а женщин более точно: “стопятницами”. Это слово напоминало... о мученице Параскеве-Пятнице, о сто пятой версте»[20].
С января
В конце 1950-х годов нормативные акты, регламентирующие
некоторые вопросы паспортного режима, зачастую принимались на уровне городских
исполкомов, требовавших от местных органов МВД выявление и выселение лиц,
«уклоняющихся от общественно-полезного труда и ведущих паразитический образ
жизни». Подобные постановления позволяли властям выселять из крупных городов не
только бродяг, пьяниц, тунеядцев и проституток, но и инакомыслящих, удаляя их
из культурных центров, лишая возможных контактов с иностранцами, которым, в
свою очередь, тоже было запрещено без особого разрешения удаляться далее
Мотив изгнания Правды (Истины) из общества присутствует и в стихотворении упоминавшегося выше А.А. Ржевского «Притча о сатире» (1761): «Как Истину изгнали // Из града люди вон, // Пороку власть отдали, // Ему восставя трон...»[21].
КАКАЯ-ТО МРАЗЬ НАЗЫВАЕТСЯ ПРАВДОЙ — в СССР «Правдой»
(кроме населенных пунктов, колхозов, кораблей, иных хозяйственных объектов)
называлась главная газета советских коммунистов, печатный орган ЦК КПСС.
Возможность этой политически вредной аллюзии в июле
ЧИСТАЯ ПРАВДА БОЖИЛАСЬ, КЛЯЛАСЬ И РЫДАЛА, // ДОЛГО СКИТАЛАСЬ, БОЛЕЛА, НУЖДАЛАСЬ В ДЕНЬГАХ — ср. у В.А. Жуковского в том же переводе басни Ж.-П. Флориана: «Стук-стук у всех ворот: “Пустите, ради бога! // Я Истина, больна, устала, чуть хожу! // Морозно, ветрено; иззябла и дрожу!” // “Нет места, матушка! счастливая дорога!” — // Везде ей был ответ. // Что делать? на бок лечь, пусть снегом занесет! // Присела на сугроб, стучит зубами»[23].
ГРЯЗНАЯ ЛОЖЬ ЧИСТОКРОВНУЮ ЛОШАДЬ УКРАЛА — В.П. Изотов: «...Слово лошадь создаёт внутреннюю рифму со словом Ложь»[24]. Ср. у В.А. Жуковского: «Вдруг Басня... // На санках золотых, // На тройке рысаков красивых // Катит...»[25]. Или стихотворение И. Фефера в переводе С.Я. Маршака («Правда и Ложь»): «В тех краях, где кошельком // Мерят все на свете, // Правда ходит босиком, // Катит ложь в карете. // Ложь всегда опередит // Истину немножко. // Но не бойтесь: победит // Правда-босоножка»[26].
И УСКАКАЛА НА ДЛИННЫХ И ТОНКИХ НОГАХ — В.П. Изотов:
«Сочетание длинные и тонкие ноги является обозначением
чистопородного коня. Длинные ноги создают контраст со значением
пословицы У лжи короткие ноги (о быстром, скором разоблачении лжи)»[27]. Вс. Ковтун: «...строки <...>
восходят к названию спектакля «Ложь на длинных ногах» (Эдуардо де Филиппо)
Киевского драматического театра им. Л. Украинки, где в свое время играла
первая жена поэта И. Высоцкая»[28].
Добавим, что указанная пьеса, созданная итальянским драматургом в
НЕКИЙ ЧУДАК И ПОНЫНЕ ЗА ПРАВДУ ВОЮЕТ — в этой строфе происходит переход от эпически удаленного времени к современности («поныне» = «до настоящего времени»). Слово «чудак» у В.С. Высоцкого всегда маркируется положительно и обозначает человека «не как все», чьи поступки вызывают у окружающих недоумение и удивление (исключением может быть лишь обращение «сентиментального боксера» к Буткееву, заменившее изначального «дурака»). «Некий» же выступает в этом тексте как знак нарочитого умолчания и вынужденной недосказанности.
ПРАВДА СО ВРЕМЕНЕМ ВОСТОРЖЕСТВУЕТ — данный постулат, отражающий общечеловеческую веру в конечную и безусловную победу правды, имеет множество форм выражения, — от многочисленных пословиц разных народов и высказываний исторических персон до этических, религиозных трактатов и даже названий и содержания картин, этот сюжет воспроизводящих, например: П. Рубенс «Триумф Правды» (1622–1625), Ж. Фр. де Труа «Время, открывающее Правду» (1733), Фр. Лемуан «Время, спасающее Правду от Лжи и Зависти» (1737). На каждой из них Время (мифологический отец Правды) изображается в виде крылатого старика (иногда держащего в руках косу), который помогает Правде. На основании упоминавшейся выше статуи Правды работы Дж. Бернини имеется надпись: «simulacrum veritatis tempore detegendae» (подобие правды разоблачается временем).
НЕКИЙ ЧУДАК И ПОНЫНЕ ЗА ПРАВДУ ВОЮЕТ, — // ПРАВДА, В РЕЧАХ ЕГО ПРАВДЫ — НА ЛОМАНЫЙ ГРОШ: // «ЧИСТАЯ ПРАВДА СО ВРЕМЕНЕМ ВОСТОРЖЕСТВУЕТ, — // ЕСЛИ ПРОДЕЛАЕТ ТО ЖЕ, ЧТО ЯВНАЯ ЛОЖЬ!» — начиная с девятого издания двухтомника сочинений В.С. Высоцкого (1998) последняя строка этого четверостишья выводится за пределы прямой речи «чудака», что было сделано публикатором (А.Е. Крыловым), под воздействием доводов, изложенных в статьях О.Б. Заславского и Л.Я. Томенчук[30] (имеющаяся беловая рукопись не позволяет определить конец прямой речи «чудака»).
Наиболее сильным, но и самым уязвимым аргументом, из всех, в
указанных работах приведенных, представляется наблюдение Л.Я. Томенчук о
том, что «различными исполнительскими приемами (контраст в звуковысотном,
тембровом, интонационном отношении) поэт отделяет одну — третью —
строку предпоследней строфы от предыдущих и последующих»[31]. Действительно, для одной из пяти ныне
известных фонограмм это наблюдение выглядит абсолютно верным (выступление в
Казанском Доме актера 17 октября
В этих строках могли отразиться вполне конкретные события общественно-политической жизни СССР 1970-х годов. После ареста и высылки А.И. Солженицына за границу (февраль 1974) в самиздате появляется и получает широкое распространение его воззвание «Жить не по лжи», содержащее призыв к гражданам СССР не поддерживать многообразную ложь советского образа жизни, применяя «личное неучастие во лжи».
Однако уже во второй половине
Л.З. Копелев, литературовед и переводчик, входил в круг людей, близких Театру на Таганке, в библиотеке В.С. Высоцкого сохранилась его книга с дарственной надписью автора. Всё это позволяет нам с высокой долей вероятности предположить знание В.С. Высоцким приведенных взглядов Л.З. Копелева, что, конечно же, вовсе не означает ни полное согласие В.С. Высоцкого с ними, ни то, что они «как есть» воспроизводятся в рассматриваемом произведении.
РАЗЛИВ ПО СТУ СЕМЬДЕСЯТ ГРАММОВ НА БРАТА — пятьсот миллилитров водки (пол-литра) на троих разливаются приблизительно в таком количестве граммов. О.Б. Заславский увидел в этой части произведения появление «трех сказочных братьев» в виде трех «алкашей»[36]. Нам же хотелось обратить внимание читателя на то, что здесь происходит переворот «женской» истории в «мужскую», причем переворот, хотя и достаточно неожиданный, но при этом абсолютно соответствующий сказке о «Правде и Кривде» в одной из записей А.Н. Афанасьева. Сначала в ней рассказывалось о Правде и Кривде как о женских персонажах, потом же в финале сообщается: «...У одного царя ослепла дочь, и сделал он клич: кто вылечит царевну, за того отдаст ее замуж. Правда приложила ей к очам травку, потерла и вылечила; царь обрадовался, женил Правду на своей дочери и взял к себе в дом...»[37] В фольклорном произведении такой финал в первую очередь обусловлен стремлением следовать традиционной сюжетной формуле сказки. У В.С. Высоцкого — стремлением подчеркнуть общечеловеческий и сиюминутный, всегда и сейчас актуальный смысл рассказываемой «притчи».
Кроме того, здесь демонстрируется еще один (ложный) путь постижения правды, определяемый латинской поговоркой «in vino veritas» (русский вариант этого выражения зафиксирован В.И. Далем — «Вся правда в вине»)[38].
ГЛЯДЬ, А КОНЕМ ТВОИМ ПРАВИТ КОВАРНАЯ ЛОЖЬ — «мужская» тема, начатая мотивом выпивки «на троих», продолжаемая «штанами», которые «носит коварная Ложь»[39] завершается в этой строке возвращением из плана обыденности «в символический план вечности»[40], поскольку «конь» здесь — знак поэтической речи вообще, в которой он легко приобретает значение Пегаса или становится символом человеческой судьбы.
Такое понимание (и использование) образа «коня» есть у многих поэтов, в том числе и у Б.Ш. Окуджавы, которому эта песня посвящена[41]. Но даже если бы у Б.Ш. Окуджавы не было бы ни одного упоминания «коня» в его творчестве, заключительная строка (или вся совокупность финальных строк) песни, ему посвященной, всё равно звучит, мягко говоря, странновато. В лучшем случае об адресате посвящения здесь говорится, что тот стал жертвой Лжи. В худшем, — что он сам имеет внутри себя ту Ложь, которая пользуется его часами, штанами и даже символическим конем.
Не думаю, что В.С. Высоцкий сознательно планировал возможность такого прочтения финала его произведения, старшему товарищу посвященного[42]. Ведь иногда сама очевидность бестактности может парадоксальным образом свидетельствовать о полном отсутствии умысла (наверное, каждый из нас в состоянии вспомнить подобные неприятные казусы из своей собственной житейской практики).
А тот факт, что эта замечательная песня не задержалась в исполнительском репертуаре В.С. Высоцкого, позволяет предположить произошедшее «со временем» осознание автором указанной коллизии.
[1] Приведем это произведение по изданию: Высоцкий В.С. Сочинения: В 2 т. / Сост., подгот. текста и коммент. А.Е. Крылова. М., 1991. Т. 1. С. 536–537.
Булату Окуджаве
Нежная Правда в красивых одеждах ходила,
Принарядившись для сирых, блаженных, калек, —
Грубая Ложь эту Правду к себе заманила:
Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег.
И легковерная Правда спокойно уснула,
Слюни пустила и разулыбалась во сне, —
Грубая Ложь на себя одеяло стянула,
В Правду впилась — и осталась довольна вполне.
И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью:
Баба как баба, и что ее ради радеть?! —
Разницы нет никакой между Правдой и Ложью, —
Если, конечно, и ту и другую раздеть.
Выплела ловко из кос золотистые ленты
И прихватила одежды, примерив на глаз;
Деньги взяла, и часы, и еще документы, —
Сплюнула, грязно ругнулась — и вон подалась.
Только к утру обнаружила Правда
пропажу —
И подивилась, себя оглядев делово:
Кто-то уже, раздобыв где-то черную сажу,
Вымазал чистую Правду, а так — ничего.
Правда смеялась, когда в нее камни бросали:
«Ложь это все, и на Лжи одеянье мое...»
Двое блаженных калек протокол составляли
И обзывали дурными словами ее.
Стервой ругали ее, и похуже чем стервой,
Мазали глиной, спустили дворового пса...
«Духу чтоб не было, — на километр сто первый
Выселить, выслать за двадцать четыре часа!»
Тот протокол заключился обидной тирадой
(Кстати, навесили Правде чужие дела):
Дескать, какая-то мразь называется Правдой,
Ну а сама — пропилась, проспалась догола.
Чистая Правда божилась, клялась и рыдала,
Долго скиталась, болела, нуждалась в деньгах, —
Грязная Ложь чистокровную лошадь украла —
И ускакала на длинных и тонких ногах.
Некий чудак и поныне за Правду воюет, —
Правда, в речах его правды — на ломаный грош:
«Чистая Правда со временем восторжествует, —
Если проделает то же, что явная Ложь!»
Часто, разлив по сту семьдесят граммов на
брата,
Даже не знаешь, куда на ночлег попадешь.
Могут раздеть, — это чистая правда, ребята, —
Глядь — а штаны твои носит коварная Ложь.
Глядь — на часы твои смотрит коварная
Ложь.
Глядь — а конем твоим правит коварная Ложь.
[2] См.: Мифы народов мира: Энцикл. М., 1991. Т. 1. С. 389; Т. 2. С. 328–329, 456.
[3] Заметим, что «одежды правды» имеют и чисто религиозный смысл, будучи аналогом «ризам спасения» (Ис. 61. 10). Возможно, этот смысл в христианском сознании и противодействовал идее бытовых манипуляций с одеждой Правды.
[4] Своеобразный сюжетный ход применен Д.И. Фонвизиным в прозаической басне «Суд между Правдою и Ложью». Правда решила судиться с Ложью, а Ложь обратилась за советом к Дьяволу, который подучил ее воспользоваться услугами стряпчего. В результате Ложь была оправдана, а «правду принудили заплатить знатную денежную сумму в юстицию за неправое прошение. Ужасно смотреть было, как драли с нее судья и прочие приказные. Они, не удовольствовавшись ничем, стащили с нее еще и платье и оставили правду нагую...» (Фонвизин Д. И. Собрание соч.: В 2 т. М.; Л., 1959. Т. 1. С. 331). В черновиках произведения В.С. Высоцкого присутствует мотив суда, от которого автор отказался, но рудименты «судебной» темы в итоговом тексте остались.
[5] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. III. С. 453.
[6] Изотов В.П. Словарь-комментарий к песне В.С. Высоцкого «Притча о Правде и Лжи». Орел, 1999. С. 17.
[7] Курилов Д.Н. Христианские
мотивы в авторской песне // Мир Высоцкого: Исслед. и материалы. Вып.
II. М.,
1998. С.
408.
[8] Pfandl H. Textbeziehundgen im dichterischen Werk Vladimir Vysockijs. Munchen, 1993. S. 292. Далее среди иных возможных прообразов произведения В.С. Высоцкого называются стихотворения А.П. Сумарокова «Истина», «Истина, Порок и Обман» А.А. Ржевского и «Истина во дворце» А.Е. Измайлова (Там же. S. 295–296).
[9] Эта почти заунывная «шарманочность» мелодии, за которой «нехотя и плавно» следует исполнитель, в целом нехарактерна для творчества В.С. Высоцкого; здесь же она становится знаком подчиненности всего текста внеположенным законам, ориентированности на «чужие» традиции, сигнализирует о возможных множественных интертекстуальных параллелях.
[10] Pfandl H. Там же. S. 298.
[11] Поэты-радищевцы. Л., 1935. С. 426.
[12] Там же.
[13] Русская басня XVIII и XIX века. Л., 1949. С. 288.
[14] Ср. предупреждение Апостола Павла: «...от истины отвратят слух и обратятся к басням» (2Тим. 4:4).
[15] Опера «Садко» шла в Большом Театре в
конце 1940-х – 1950-х годах; с
[16] См.: Скобелев А.В. «Много неясного в странной стране...». Ярославль, 2007. С. 77–78. Электронный ресурс доступен по адресу: http://vv.mediaplanet.ru/bibliography.
[17] Томенчук Л.Я. «Нежная Правда в красивых одеждах ходила...» // Мир Высоцкого: Исслед. и материалы. [Вып. I]. М., 1997. С. 85.
[18] Лермонтов М.Ю. Собрание соч.: В 4 т. М., 1986. Т. 1. С. 111.
[19] Росси Ж. Справочник по
ГУЛАГу: В 2 ч. Ч.
[20] Мандельштам Н.Я. Воспоминания. М., 1999. С. 351.
[21] Русская басня XVIII и XIX века. Л., 1977. С. 134. Ср. в романе М. Алемана «Гусман де Альфараче»: «Под конец люди и вовсе потеряли стыд и (...) осудили Правду на вечное изгнание и на трон посадили Кривду» — Алеман М. Гусман де Альфараче. М., 1963. С. 397.
[22] Цит. по: Абелюк Е., Леенсон Е. при участии Ю. Любимова // Таганка: личное дело одного театра. М., 2007. С. 551. Схожее обращение к «газетной» теме имеется у А.А. Галича («Мы не хуже Горация», 1964–1966): «Бродит Кривда с полосы на полосу, // Делится с соседской Кривдой опытом...» (Галич А.А. Возвращение. Л., 1989. С. 149).
[23] Русская басня XVIII и XIX века. Л., 1949. С. 287–288.
[24] Изотов В.П. Указ. соч. С. 13.
[25] Русская басня XVIII и XIX века. Л., 1949. С. 288.
[26] Маршак С.Я. Собрание соч.: В 8 т. Т. IV. М., 1969. С. 533. Впервые: Пионер. 1948. № 12.
[27] Изотов В.П. Указ. соч. С. 10.
[28] Ковтун Вс. Снова об источниках // Мир Высоцкого. Вып. II. С. 206.
[29] Кулагин А.В. «В ключе Булата...» // Кулагин А.В. Окуджава и другие. М., 2008. С. 50. Впервые: Голос надежды. [Вып. 1]. М., 2004.
[30] Заславский О.Б. Кто оценивает шансы Правды в «Притче о Правде и Лжи» // Мир Высоцкого. [Вып. I]. С. 96–100; Томенчук Л.Я. Указ. соч. С. 84–95.
[31] Там же. С. 89.
[32] Копелев Л.З. Ложь победима только правдой // Копелев Л.З. О правде и терпимости. N.-Y., 1982. С. 17–53.
[33] Там же. С. 51.
[34] Там же. С. 52.
[35] Выражение Л.З. Копелева из письма А.И. Солженицыну 30.01 – 5.02.1985 (Синтаксис. № 37. Париж, 2001. С. 101).
[36] Заславский О.Б. Указ. соч. С. 98–99. Отметим, что в мировой литературной и фольклорной традиции Правда и Ложь часто выступают как персонажи мужского рода (упоминавшаяся древнеегипетская сказка, комедия Аристофана «Облака», русские фольклорные сказки).
[37] Народные русские сказки А.Н. Афанасьева: В 3 т. Т. I. М., 1985. С. 157.
[38] Даль В.И. Пословицы русского народа. М., 1957. С. 794. Выражаю признательность Л.Г. Кихней, подсказавшей изложенное значение этого эпизода.
[39] В черновой рукописи присутствует вариант строки: «Глядь, а в трусах твоих ходит коварная Ложь».
[40] Новиков Вл.И. В Союзе писателей не состоял... М., 1991. С. 114.
[41] Например: «Вот и конь мой рвется из-под седла. // Чем вы соблазнили моего коня? <...> // ...коня моего ускакавшего прыть»; «И можно гнать коня, // Беснуясь над обрывом, // Но можно быть счастливым // И голову клоня»; «Я как всадник на коне // со склоненной головою»; «Мой конь притомился. // Стоптались мои башмаки»; «...Мудрому дай голову, // трусливому дай коня»; «Я люблю эту женщину. // Очень люблю. // Керамический конь увезет нас постранствовать»... Все приведенные строки публиковались при жизни В.С. Высоцкого и со значительной долей вероятности могли быть ему известны.
[42] Хотя вполне можно представить в
отношениях Высоцкого и Окуджавы отсутствие абсолютного взаимоприятия, что,
наверное, естественно для людей единой творческой профессии, фактически
находящихся в положении соперников. Завершая же «конскую» тему, приведем отрывок
из фонограммы, сделанной в декабре